Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Франция не беспокоится: «Кабала святош» в МХТ имени Чехова

Наталья Шаинян, Театрал, 14.09.2025
К началу сезона МХТ подготовил премьеру, тут же взорвавшуюся карнавальной шутихой – шум в медиа, пересуды о ценах на билеты, страстное любопытство, как и о чем поставлена пьеса Михаила Булгакова, переживающая свое четвертое рождение на сцене в Камергерском.

Прежде всего, это пьеса другого Михаила – Дегтярева, работавшего с режиссером в давнем спектакле “Занос” в театре “Практика”. Постановщик – Юрий Квятковский, более всего тем спектаклем и запомнившийся, долго ходил в подающих надежды, но на большой сцене не работал, а последние годы посвятил цирку, и это наложило отпечаток на его творческий метод.

Зачем понадобилось переписывать уже классическую пьесу – очевидно, очень хотелось заострить конфликт художника и власти, данный Булгаковым, добавить сведений о мытарствах автора во МХАТе сталинской поры, когда пьесу семь лет не выпускали на сцену и после семи показов сняли по приказу тирана, и главное – подчеркнуть и усилить созвучие сегодняшнему дню. Казалось бы, пьеса в нетронутости своей более чем пронзительно ему созвучна, но авторы спектакля добавили и усугубили, оставив часть зрителей и критиков в растерянности.

Подмостки Николай Симонов уставил гигантскими пупсами – то гидроцефалическими их фигурками в огромном стеллаже, то отдельно мега-головами, выстриженными из зеленых кустов. Двое молодых актеров с надетыми на плечи такими же головами качаются на доске-качели – это маленькие Мольер и король, у второго голова вызолочена. В следующем своем появлении Людовик в маске, закрывающей лицо, с лучами во все стороны, танцует, и лишь в третий раз является во всем блеске в исполнении “Максима Николаева”, но об этом позже. Без видимой связи с модификациями младенцев на сцене будут: алого бархата и золотой бахромы занавес, ездящий по кругу, и расставленные по кругу же огни рампы, без кулис – так складывается немудрящая метафора “весь мир – театр”– и это все, что придумано про едва ли не самую театральную эпоху. Сверху – падуги того же бархата с буквами КС, что трактуй как хочешь. Еще на сцене появятся и исчезнут монарший стол “ковидной” длины, кабинка исповедальни с живыми бесами, квадригой замирающими на ней, и гримерки справа и слева.

Перед нами пышная, многословная, с хорошими актерами разных школ и стилей, с некоторыми интересно решенными сценами, великолепными костюмами Игоря Чапурина и светом Ивана Виноградова работа, очень нестройная драматургически, стилистически и исполнительски. Она не складывается в высказывание, но вырисовывается в явление, возможно, помимо воли авторов.

Сшить куски исходной пьесы с эпизодами романа Булгакова «Жизнь господина де Мольера», добавить поносящий автора и творение отзыв Керженцева – советского критика-пролеткультовца, замечания Станиславского, прицепить Декарта, Августина, Толстого, Бердяева и бог знает кого еще – чтобы что? Там, где еще держится костяк булгаковской пьесы, там есть действие. В остальном – монтаж аттракционов и парад реприз, действительно остроумных. Здесь нет провокаций ни в художественном, ни в политическом смысле, на что намекал рекламный ролик спектакля, но хватает подмигиваний зрителю.

Кажется, режиссер собрал все, до чего дотянулся, как ребенок в магазине игрушек: вот арапчата в черном трико и белых гофре – слуги просцениума, вот королева-мать, отсутствующая у Булгакова, живой монумент в черном кринолине, который возят на платформе – Павел Ващилин в этой роли комически дает уроки макиавеллизма, с не сходящей с набеленного лица брезгливостью поучает сына, что власть должна внушать восторг и страх. Вот тонкий гибкий силуэт в черном сюртуке – это Лагранж в исполнении Ильи Козырева, регистр, ставший в спектакле и альтер-эго Булгакова, но эта двойственная роль не ложится в действие, и без того лоскутное, а прошивает ее черными стежками сверху – Регистр не без доли демонизма порхает по сцене как бы отдельно от всех.

Есть фейерверки, громы и молнии, есть пыточное колесо с привязанной к нему жертвой – наглядная буквализация творческих и политических терзаний; есть в крошечном эпизоде Шут – прекрасный цирковой артист Андрей Кислицын, которого и не видно в этой роли, есть монологи на французском, героически выученные актерами, но все же с плохим произношением. Есть репетиция “поклона червя” – как можно ниже и подобострастнее извиваться перед королем – это Мольер, как бы ни ерничал, именно унижению учит свою труппу и сам в нем упражняется (почему тут образец вдруг показывает Регистр-Булгаков, оставим на совести авторов). Здесь Декарт эмигрирует со словами, что Франция не подходит свободомыслящему человеку, а в финале покаянно возвращается.

Действие не просто скачет из эпохи в эпоху, оно и исполнителям предлагает выступать не только от лица персонажей, но и от самих себя – и Константину Юрьевичу де Мольеру, как в финале представляется исполнитель главной роли, и остальным. “Ну, покажите класс, народный артист!” – подзуживают его партнеры, и он “дает народного” – падает на колени и с истинным драматизмом рассказывает об умерших своих детях, одиночестве и бессилии, но Регистр, не принимая пронзительности темы и исполнения, пренебрежительно его обрывает.

Насколько одарена труппа у Мольера, хорош ли спектакль, что он показывает двору – понять сложно. Его актерам авторы подарили два ярких монолога об актерских судьбах, скорее от лица самих исполнителей, чем их персонажей. Иван Дергачев (Дю Круази) разражается яростными и уморительными жалобами на жизнь и труд актера на выходах, бескорыстного безвестного труженика сцены. Александра Ребенок в роли Мадлены не занята глубоко ни изменой Мольера, ни ужасом от его невольного инцеста, которого стала нечаянной виновницей, ни сознанием греха, ни покаянием. К тому же, она каким-то образом оказывается чуть не вдвое старше Мольера, которого еще ребенком благословила на театральный путь, и никого эта возрастная несообразность не смущает. Все для нее – игра и роль, возможность сменить верховой костюм на сценический, а тот – на траурный, и наконец выйти в белоснежном платье под своим огромным портретом с черной ленточкой. Она исполняет свою лучшую роль – примы на собственных поминках, и ее шелестящие негромкие интонации, ускользающая полуулыбка, снисходительные ядовитые шпильки коллегам и зрителям – все рисует каботинку до мозга костей, невинную в самой порочности, жившую одним лицедейством и намертво, в буквальном смысле, слившуюся со сценой.

Ее главным партнером стал не Мольер, а архиепископ – Иван Волков в этой роли один воплощает и официальную церковь, и тайную кабалу святош. Он великолепен в разнообразии личин, которые меняет: то монолитная махинав сутане, грозящая любому свободному движению, то, при всем подобострастии поклона королю, опасно не согласен с ним по поводу Мольера, то становится почти пародийным дьяволом, едва ли не бесплотным, в блеске молний взлетая на кабинку исповедальни, чтобы оттуда гвоздить грешницу Мадлену.

Но не Мадлена и не юная кудрявая Арманда (Ольга Петрова) занимают Мольера. Это невысокий, ссутулившийся стареющий человек, вынужденный жить в напряжении и бесконечной растрате энергии: писать мадригалы, играть, иногда до самоиронических кривляний, меняя маски и парики. Он до полусмерти измотан заботами о деньгах, о труппе, о мнении зрителей и власти. Никаких “взмахов гения”, которых Станиславскому не хватало в пьесе Булгакова, в нем нет и в помине, есть печать долгой и трудной сценической пахоты и необходимости держать в узде и дрессировать непокорную труппу. Его Мольер давно разучился видеть в близких людей, замечать их чувства, чем оскорблена не только Мадлена, но и Бутон – по-собачьи преданный Мольеру скандалист и грубиян (Игорь Хрипунов), обрушающий в гневе штанкеты над сценой. Героя Константина Хабенского всерьез волнуют не театральные и не семейные перипетии. Его главные отношения – отнюдь не с этими женщинами, хотя он и надеется на вторую молодость, женясь на Арманде. Истинный треугольник в спектакле совсем другой: с названным сыном Мольера, молодым премьером его труппы Захарией и – конечно, с королем. Вот здесь появляются энергия и взаимодействие. 

Захарию играет Сергей Волков. Его первое сценическое появление – перфоманс совсем иной стилистики, что весь спектакль, настолько он мистичен и метафоричен. Из рояля, который тут называют клавесином, увешанного сосульками и усыпанного огоньками, из-под его крышки порождается, выпрастывается из пелен некое существо – как будто иномирной природы. Он нечеловечески пластичен и текуч, из горла его рвутся обрывки реплик из классических пьес всех времен и народов, он выпутывается из струн, вытягивая их будто из своего сердца – меньше всего его можно принять за живого человека, это явление самого духа театра, рожденного из музыки, льда, тьмы, света, боли и крика. Дальше прозаично – это бездомыш Муаррон, талантливый лицедей, и две сцены соблазнения – его Арманды, где он безуспешно включает свой яркий сексапил, и весьма успешного – его архиепископом, где он предает Мольера так нечаянно, так естественно от страха и растерянности, что почти невинно.

И наконец – тот, ради которого. Тот, который. Центр гелиоцентрической вселенной XVII века и спектакля. Король-солнце в исполнении «Максимова» – Николая Цискаридзе. Тут надо отдать должное безупречному чутью тех, кто предложил ректору Вагановского училища эту роль. Это не только оправдавшийся расчет на жгучий зрительский интерес и кассовый успех. Это прежде всего – понимание его отдельного места в спектакле, вознесенного над прочими. Иной природы существование и сама актерская эманация, чем у драматических. Звезда, легенда. Вот он встает вполоборота, подбоченясь, выставив вперед ногу в белом чулке и перекинув мантию через плечо – и в секунду превращается в самый знаменитый портрет монарха работы Гиацинта Риго. Цискаридзе не просто позволяет зрителю всласть собой налюбоваться, он обнаруживает драматический талант, тонкость, сложность игры – его Людовик не памятник, он живой человек, который стал воплощением страны. “Франция – перед вами, она ест цыпленка и не беспокоится” – ни у кого, кроме Цискаридзе, это не получилось бы такой правдой. И хорошее французское произношение, у единственного. За каждым его движением, поворотом, жестом руки хочется следить, не отводя глаз – так работает эта харизма, эта грация, этот магнетизм, которому не хотят и не могут сопротивляться ни партнеры по сцене, ни зрители в зале. Шуткам короля смеются не просто с готовностью – с радостью. С ним себя ассоциируют все, от умников до простаков. Спектакль построен на него и вокруг него. Его Людовик побеждает архиепископа и покоряет церковь, он размазывает мальчишку Муаррона, которым явно брезгует, он благоволит к Мольеру, но безоговорочно затмевает его, подобострастно замершего на другом конце стола в сцене их ужина. Король – первый актер и драматург, но не их соперничество в центре спектакля. Смысл, возможно, высекшийся невольно – в воздействии, которому не то что нельзя не покориться, а хочется поскорее и полностью. В женственности природы подчинения. В покоряющей неотразимости власти. Власть чарует всех, от дураков до умников, одним лестно само сознание королевского величия, другим, поумнее, не устоять перед монаршьей лаской. Король величаво предлагает Мольеру милость – прислуживать ему в спальне. И когда на сцене сначала протягивается колоссальная белая рубашка, а потом до колосников встает собранная прислужниками нечеловеческая фигура монарха – камзол, водопад жабо, звериные лапы – Мольер склоняется в самом нижайшем поклоне.

Когда перед Мольером появляется сынок-иуда, готовый покончить с собой, если отец не простит его, драматургия вновь совершает кульбит. Мольер, как и у Булгакова, прощает его, а Муаррон немедленно меняется с ним ролями, вместо демонстрации преданности наглеет и требует извинений. Финальный парад, кажется, взят прямо из нынешних соцсетей, где то одни, то другие просят прощения за все и вся, под давлением непредолимой силы. Все герои выстраиваются в ряд на авансцене и просят прощения – от себя и от персонажа, за авторов и за спектакль. Но и тут все не так однозначно, каждому есть за что просить прощения, не только на сцене, но и в зале –недаром Мольер ранее направлял на зрителя луч от огромного полированного подноса – символа лизоблюдства, ставшего прожектором обличения. Среди этой круговерти перевертышей и зыбкости оценок прорисовывается, однако, одна незыблемость и однозначность: непререкаемое величие абсолютизма. Людовик-Цискаридзе застывает в золоченой раме и надменно сообщает, что ни за что не извиняется, ни о чем не жалеет и всех прощает. После нас – хоть потоп, – добавляет он, и публика ликует. Трудно сказать, сочувствуют ли авторы Мольеру или хоть кому-то из героев, но то, что они любуются неотразимым самовластьем – очевидно.

Оригинал статьи
Пресса
После нас – хоть потоп, Мария Чернова, Экран и сцена, 15.09.2025
Во власти арт-бульвара, Наталия Каминская, Петербургский театральный журнал, 6.09.2025
«Кабала святош» в МХТ имени Чехова: как создавался спектакль, видеосюжет телеканала «Культура», 4.09.2025
Сияние женского гнева, Татьяна Тафинцева, The art newspaper Russia, 10.04.2025
«Восемь разгневанных женщин» вышли на сцену МХТ, видеосюжет телеканала «Культура», 8.03.2025
Вечера в Камергерском. Выпуск № 5, телеканал «Культура», 27.10.2023
«Молодо, бодро и с верой»: МХТ имени Чехова – 125 лет, видеосюжет «Вести-Москва» («Россия-1»), 26.10.2023
125-летие отмечает Московский Художественный театр, видеосюжет Первого канала, 26.10.2023
Есть одна награда — смех, Вадим Рутковский, coolconnections.ru, 24.10.2022
Александра Ребенок: О профессии, «Школе» и «Содержанках» (видео), Давид Виннер, «Откройте, Давид!», телеканал «Москва 24», 30.05.2022
МХТ имени Чехова в новом сезоне удивит зрителей, видеосюжет телеканала «ТВ-Центр», 2.09.2019
О «зрительском климате» рассказали в Комсомольске актеры Игорь Гордин и Александра Ребенок, Илья Давыдов, видеосюжет ДВ-новости (Комсомольск-на-Амуре), 29.08.2019
Программа «Агора». 120 лет МХТ, Михаил Швыдкой, телеканал «Культура», 27.10.2018
«Три сестры» по-богомоловски, Наталия Каминская, Musecube.org, 24.06.2018
Константин Богомолов не стал устраивать провокаций, Елизавета Авдошина, Независимая газета, 20.06.2018
Шестью сестрами больше, Марина Шимадина, Театр, 17.06.2018
Легкое сдыхание, Алла Шендерова, Коммерсантъ, 14.06.2018
Сестры немилосердия, Елена Федоренко, Культура, 7.06.2018
Все равно! «Три сестры» в Московском Художественном театре, Татьяна Филиппова, Культуромания, 6.06.2018
В МХТ имени Чехова представят самых красивых «Трех сестер», видеосюжет телеканала «Россия 24» («Вести»), 30.05.2018
Вудиальный скандал, Светлана Наборщикова, Известия, 11.01.2017
Богомолов поставил в МХТ Вуди Аллена, Марина Райкина, Московский комсомолец, 13.12.2016
Вуди Аллен идеален, или Звезды без одеял, Кристина Матвиенко, Газета.ru, 13.12.2016
«В отчаянной попытке остаться вдовой», Анна Банасюкевич, Lenta.ru, 5.12.2016
«Афиша»: фильм «Союзники» и спектакль «Сентрал Парк-Вест», видеосюжет телеканала «Москва 24», 1.12.2016
Главная премьера ноября в МХТ им. Чехова, видеосюжет телеканала «Дождь», 28.11.2016
Трэш-водевиль с мушкетерами, Ирина Шведова, Московская правда, 15.01.2016
Двести (почти) лет спустя, Нина Агишева, Сноб, 28.12.2015
Не политически, но поэтически, Анна Банасюкевич, Петербургский театральный журнал, 14.12.2015
Три мушкетера, не считая la bite, Алла Шендерова, Театр, 1.12.2015
Послушайте! Поэты на Красной Пахре, телеканал «Культура», 10.11.2015
В аду пусто, все демоны здесь, Столичный информационный портал, 17.04.2015
Ответственность за зрелище, Софья Ефимова, блог СТД РФ, 18.12.2014
А вот вам и катарсис, Елена Мамчур, Петербургский театральный журнал, 02.2014
Заповедник одержимых, Алла Шендерова, Огонёк, 2.12.2013
Карамазовы и ад, Ксения Ларина, The New Times, 2.12.2013
Вот такие Карамазовы, Анна Балуева, Комсомольская правда, 29.11.2013
Карамазовы и ад, Марина Давыдова, Colta.ru, 29.11.2013
Было у отца три сына. По Достоевскому, Жанна Зарецкая, Фонтанка.ру, 26.11.2013