Имена | Жизнь со всего размаха. К 150-летию со дня рождения Ильи СацаДарья Федосова, Медиацентр МХТ, 30.04.2025 Сегодня, 30 апреля, исполняется 150 лет со дня рождения композитора Ильи Александровича Саца (1875-1912). Придя в МХТ, он оказался в ряду законодателей жизни этого театра: творческая чуткость, внутренняя свобода и, конечно, любовь к искусству, сделали Илью Саца настоящим мхатовцем. Его музыка наполняла сцену, а он сам – закулисье.«Человек внезапных решений» Дочь композитора Наталия Сац – режиссер, основатель первых в мире детских театров, в том числе Московского театра для детей (нынешнего РАМТа), автор мемуаров – называла своего отца «человеком внезапных решений». Еще юношей, студентом Московской консерватории, Илья Сац прогневил охранку – слишком рьяно помогал голодающим Поволжья. Узнав о трагедии накануне экзаменов, он, не раздумывая, бросил занятия по классу виолончели и уехал из Первопрестольной – спасать людей. И потом так же стремительно эмигрировал во Францию – а что еще делать, когда полиция заинтересовалась твоей персоной? Пожив в Европе какое-то время и понадеявшись на то, что полиция о нем забыла, Илья Александрович вернулся в Москву. Но надежды не оправдались: вскоре после приезда Сац узнал о возможной ссылке. И решил предупредить решение суда – сам добровольно уехал в Сибирь, в Иркутск. Но при всей внезапности, с которой Илья Александрович принимал судьбоносные решения, он сохранял и островок стабильности – страсть к музыке. Где бы Сац ни оказывался – во Франции ли, в Сибири – это стойкое чувство его не оставляло. В Иркутске Илье Александровичу пришлось задержаться. Он не стал тратить времени зря – уже через год едва ли не отовсюду звучало новое имя. Вот как об этом писала Наталия Сац: «Илья Аннин — музыкальный критик и фельетонист газеты „Иркутские ведомости“. Илья Аннин — талантливый виолончелист, без участия которого не обходится ни один. „большой“ концерт. Илья Аннин — педагог иркутского отделения Императорского музыкального училища. Илья Аннин — неугасимое пламя вечно новых задумок, организатор огромного хора „Иркутск поет“…». И то ли псевдоним «Аннин», который был образован от имени жены Саца Анны, камерной певицы по профессии, скрыл композитора от глаз охранки, то ли интерес к нему угас естественным образом, но вскоре путь в Москву был снова открыт. И Сац, уже с женой и новорожденной дочерью, вернулся в Первопрестольную. Там тоже началась бурная жизнь: продолжение учебы, старые друзья и новые знакомые. Среди последних были музыканты, писатели, артисты… В бесконечном ряду имен – даже Василий Качалов и Антон Чехов. Как раз на даче у Чехова Сац отдыхал, закончив обучение в Консерватории. И там его застало неожиданное предложение… «Пришелся ко двору» По рассказам родителей Наталия Сац восстановила события тех ранних лет ее жизни, которые сама она помнить еще не могла. Среди этих историй – начало романа ее отца и Художественного театра. «Письмо за письмом, наконец, телеграмма: К. С. Станиславский предлагает Илье Сацу написать музыку к драме М. Метерлинка „Смерть Тентажиля“, которую ставит в Студии на Поварской режиссер Всеволод Мейерхольд. Кто „подсмотрел“ композиторское дарование Ильи Саца, кто рассказал о нем Станиславскому? Педагоги консерватории? Вряд ли. Может быть, участники его импровизаций на вечеринках, кто-то из писателей или артистов… Отец польщен. Едет „для личных“ переговоров в Москву». В 1905 году Константин Станиславский решил открыть студию при Художественном театре – Студию на Поварской. Станиславский хотел экспериментировать с новой, символистской, драматургией. Для работы в этом еще неведомом пространстве пригласил Всеволода Мейерхольда, тогда начинающего режиссера. Мейерхольд стал собирать команду. Привлек в студию Валерия Брюсова, чтобы поэт возглавил ее литературное бюро. Художественной частью управляли живописцы Николай Сапунов и Сергей Судейкин. А музыкальную часть должно было возглавить Илье Сацу. «Личные переговоры» прошли удачно, и Илья Александрович приступил к работе. Из Москвы он писал жене: «Пришелся ко двору. Предлагают заведовать музыкальной частью (оркестр, хор). Посылаю тебе рапорт Мейерхольда Станиславскому. Вот он: Пьеса: „Смерть Тентажиля“. Беседа вторая. Начало в 7 ч. Окончание в 10 1/2 часов. Замечания: выправляется текст ролей. Потом снова беседа, которая сильно подожглась присутствием молодого композитора „из новых“ Ильи Саца, который экспромтом принимает самое горячее участие в беседе. И странно, не имея никакого предварительного разговора со мной, он высказывает те же взгляды на душу метерлинковского творчества». Мхатовцы поняли, почувствовали, что Сац – свой. Леопольд Сулержицкий, подружившийся с Ильей Александровичем, вспоминал: «Сац, резко рвавший со всем, что мешало ему проявляться как бы то ни было — в музыке ли, в жизни ли, — страшно увлекся работой для театра и не только не потерял при этом себя, но, напротив, в этой работе он вырос … На репетициях Сац сидел не простым наблюдателем, а таким же творцом, как и режиссер и актеры; он был равноправным участником постановки, он всегда был в нерве пьесы настолько, что после репетиции обсуждал ее вместе с режиссерами и актерами, делал свои замечания по поводу всего, что он пережил во время репетиции, и часто даже показывал, очень смешно, но всегда метко и интересно, как, по его мнению, надо было бы сыграть то или иное место. …И театр чутко прислушивался к его замечаниям. Он чувствовал в Саце своего…» Илья Александрович сразу почувствовал суть жизни Художественного театра и суть его искусства. Музыка Саца не становилась просто аккомпанементом и тем более не выбивалась из полотна действия. Она, как и все остальное на сцене, создавала мир. Сац сочинял «неправильную музыку»: «…из-под пальцев летели параллельные секунды, кварты, — все то, чего „нельзя“ по правилам, но что составляло самую сущность души Саца, не подошедшей ни под какие правила, которая сама для себя составила свои правила, написанные в ней самим богом», – писал Сулержицкий. Композитор закрывал глаза на музыкальные каноны – он дышал. В каждую свою работу от нырял с головой и самозабвенно искал вокруг себя звуки, ритмы, мелодии – все то, что помогло бы ему создать мир. Найдя, наконец, ниточку, он отрезал себя от всего мира. Станиславский вспоминал: «Илья Сац просил домашних запереть его в одну из отдаленных комнат квартиры и не выпускать оттуда до тех пор, пока музыка не будет написана. … лишь три-четыре раза на дню дверь отворялась, и добровольному узнику передавали пищу. В течение нескольких дней и ночей из комнаты заключенного доносились грустные и торжественные аккорды и созвучия, … по-видимому, он подходил к музыкальной теме». А вернувшись из добровольного заточения, Сац приступал к репетициям. И уже на репетициях «Смерти Тентажиля» в Студии на Поварской композитор принялся удивлять, доводить до исступления и, конечно, восхищать. В поисках нужных звуков, Сац долго мучал хор. Ему не нравилось оперное звучание, он хотел добиться жизни, шершавой, мятой. Композитор говорил певцам: «Не надо мне вашего металла, не опирайте звука, шепчите, дайте больше воздуха в звуке; к чему тут животный темперамент, зачем столько любовников в голубом трико, когда умирает ребенок?» В попытках создать не просто пение, но дыхание смерти, Сац заставил хор петь с закрытыми ртами, добавил шуршание брезента, звон тарелок и гонга, и создал то звучание, которое потом не могли забыть видевшие генеральную репетицию спектакля. Долго Сац не мог найти воплощение крика ребенка. И тут на помощь ему пришла дочь. Полуторагодовалую девочку он взял на репетицию. Одной рукой он дирижировал, а другой – кормил младенца. И в тот момент, когда должен был раздаться крик, Сац отнял руку от дочери, а она, конечно, стала громко требовать еду. После показа присутствовавшие бросились к композитору с расспросами: как же он добился такого естественного звучания? Увидели «Смерть Тентажиля» немногие. Константин Станиславский после прогона принял решение закрыть Студию – ему был неблизок подход Мейерхольда. Но услышав музыку Саца, он пригласил композитора к себе, в Художественный театр. «Неповторимое чудо» Вспоминая свое детство, Наталия Сац писала: «Когда мама говорит: “Наш папа пошел в театр”, ее голос звучит торжественно, хотя папа туда ходит почти каждый день: он — композитор Московского Художественного театра». Первой работой Саца в Художественном театре стала музыка к спектаклю «Драма жизни» по пьесе Кнута Гамсуна. Он решил поместить на сцену странный бродячий оркестр, на фоне которого и будет разворачиваться все действие. Музыка, по замыслу Саца, должна была говорить о кошмарах и тяготах жизни, о столкновениях страстей, должна была быть глубока и широка. И все это в исполнении чудаковатого бродячего оркестра: флейта, контрабас, английский рожок и валторна… И Сац создал настоящее чудо! Сулержицкий описывал: «Ярче всего удалось Сацу написать музыку к третьему акту, к сцене ярмарки. Здесь драма идет в диком темпе горячечного бреда. Музыка, сначала спутанная и неясная, как образы бреда, когда неожиданно начинают вертеться карусели, переходит в взрыв дикой вакханалии диссонансов. Затем, как бывает в горячечном бреду, кошмар сразу обрывается, и в мучительной тишине тягуче входят в сознание смутные впечатления жизни. И вдруг снова налетает волна бреда, и все снова смешивается в диком хаосе кошмара». Илья Сац в свою музыку пытался вдохнуть жизнь, настоящую, иногда неприглядную, с царапинами и трещинами. Своей дочери он говорил: «Красота в правде, в том, что каждый человек – „неповторимое чудо“, что у каждого свой нос, свои глаза, свои губы, своя душа. Бойся ретуши, дочка, говори только правду, в людях много противоречий – не бойся их». Работая, он в погоне за “правдой” отправлялся, например в еврейские городки – знакомился с местными музыкантами, ходил на свадьбы и похороны, чтобы услышать и понять «скорбный вопль Израиля». А думая над музыкой к «Синей птице», Сац много времени проводил с детьми: играл, рассказывал сказки… Его дочь вспоминала: «Однажды купил для всех детей нашего двора билеты на поезд, еду всякую, и мы все вместе на целый день поехали на станцию Фирсановка, пошли в лес, играли там в “Синюю птицу”». Так, в детском лепете и ребяческом смехе, родилось незабвенное – марш: «Мы длинной вереницей Пойдем за Синей птицей, Пойдем за Синей птицей, Пойдем за Синей птицей…» За шесть лет работы в Художественном театре Сац написал музыку к семи спектаклям, и каждый из них с его музыкой начинал дышать. Бывало и так, что режиссеры отталкивались от идей композитора, от тем, которые тот предлагал. Его музыка была нервом сцены, была ее воздухом и светом. В 1912 году Ильи Саца, композитора, заведующего музыкальной частью МХТ, не стало. Причиной смерти была врачебная ошибка: два доктора назначили ему лекарства от нефрита, не совместимые между собой. «Умер, как и жил, со всего размаха, без расчетов и подхода, весь до дна, без остатка уходя в то, что делал, не ушел, а бросился в смерть», – писал Леопольд Сулержицкий. Оригинал статьи Пресса Жизнь со всего размаха. К 150-летию со дня рождения Ильи Саца, Дарья Федосова, Медиацентр МХТ, 30.04.2025 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
