Художественное руководство и дирекцияРуслан Кулухов Ляйсан Мишарина Артемий Харлашко Евгений Зубов Валентина Богатова Наталья Перегудова Алексей Чирков Константин Шихалев Екатерина Капустина Творческая частьМедиацентрАнастасия Казьмина Дарья Зиновьева Татьяна Казакова Наталия Бойко Олег Черноус Алексей Шемятовский Репертуарная частьНаталья Беднова Олеся Сурина Виктория Иванова Наталья Марукова Людмила Калеушева Алёна Соколова Служба главного администратораСветлана Бугаева Анна Исупова Илья Колязин Дмитрий Ежаков Дмитрий Прокофьев Отдел проектной и гастрольной деятельностиАнастасия Абрамова Инна Сачкова Отдел маркетинга и стратегического развитияЛилия Сидорова Мария Баженова Музыкальная частьОрганизационный отделОтдел кадровАнна Корчагина Отдел по правовой работеЕвгений Зубов Надежда Мотовилова Финансово-экономическое управлениеИрина Ерина Елена Гусева Административно-хозяйственный отделМарина Щипакова Татьяна Елисеева Сергей Суханов Людмила Бродская ЗдравпунктТатьяна Филиппова | ИдиотикиАнтонина Шевченко, Театръ, 20.11.2025 На Малой сцене МХТ имени Чехова вышел спектакль Сергея Волкова «Идиоты». Волков дебютировал в качестве режиссера еще будучи артистом Театра имени Ленсовета, когда им руководил Юрий Бутусов. Тогда он поставил роман «Преступление и наказание». Спустя двенадцать лет он снова обратился к творчеству Достоевского: взял за основу его «Идиота» и посвятил спектакль Бутусову.Четверо персонажей помещены в комнату с ободранными обоями: где-то на стены уже (или еще) поклеена газета, где-то они обмазаны небесно-голубой краской (в христианстве это цвета Христа и невинности). На стенах видны надписи: «Питер – Швейцария –?», «Псков», «Павловск», нарисован поезд (художник спектакля – Мария Мелешко). По всей видимости, их сделал Рогожин (Данил Стеклов), который еще до начала спектакля ходит по этой странной комнате, расхристанный и перепачканный краской. А в глубине уже сидит одетая в мужском костюм Настасья Филипповна (Аня Чиповская); справа на опрокинутый шкаф забралась Аглая Епанчина (Полина Романова) – в теплом пальто, накинутом на подвенечное платье. Вокруг них разбросаны цветы и расставлены банки с голубой водой – с той самой Ждановской жидкостью, которой обставил тело Настасьи Филипповны Рогожин, дабы избежать трупного запаха. На авансцене – князь Мышкин (сам Сергей Волков). Он сидит на табурете и внимательно вглядывается в зрительный зал, останавливается на каждом входящем, будто молчаливо благодарит, что пришел. Позже он действительно всех поприветствует, пока от собственного лица – от лица режиссера Волкова, пообещает, что спектакль будет идти не больше двух часов. И незаметно превратится в Мышкина – перейдет к рассказу о том, что много лет провел в швейцарской деревне, был там счастлив, подружился с детьми (их он понимает лучше, чем взрослых), которые думали, что он влюблен в «почти „юродивую“ Мари. А он не был влюблен – только жалел ее. Жалость как форма милосердия – чувство, которым пропитан спектакль. Очевидно, что всех этих несчастных, губящих себя и других персонажей, режиссер видит и показывает с точки зрения Мышкина. Не ведают они, что творят. Поэтому и тема детей, заявленная в самом начале, проходит через спектакль. Во всех героях он видит детей – недолюбленных, запутавшихся, застрявших в теле взрослых. А иначе как объяснить тот эгоцентризм, неоправданную жестокость, нежелание нести ответственность за свои дела и речи. Все здесь идиоты и вместе с тем – дети. Детскость персонажей Волков подчеркивает эксцентричным, практически клоунским существованием персонажей. Вот Рогожин изображает свой диалог с Мышкиным в поезде из Пскова. Он говорит за двоих, подчеркивая и голосом и всем телом свою маскулинность и наивную чудаковатость князя. Вот Настасья Филипповна изображает своего растлителя Афанасия Ивановича Тоцкого – как бы тот мог рассказать историю ее жизни. Развязный и трусоватый барин в шляпе превращается чуть ли не в персонажа Чарли Чаплина. А вот и Аглая, которая, по словам Мышкина, так похожа на свою мать, Елизавету Прокофьевну, что ей не стоит труда говорить от ее лица. Самим собой остается только князь Лев Николаевич, который смотрит на всех с вниманием и любовью, готов каждого взять за руку, обнять, заглянуть в глаза. В спектакле много тактильного общения: во время диалога с Аглаей Мышкин лежит у нее на руках, практически повторяя „Пьету“ Микеланджело, но какую-то странную: ноги князя поджаты и как будто задраны вверх. Отказываясь выйти замуж за Рогожина, Настасья Филипповна нежно его обнимает, и в этом совсем нет издевки. Тактильность и телесность постановки берет свою точку отсчета с картины Ганса Гольбейна-младшего „Мертвый Христос в гробу“ – по тексту Достоевского, она висела в доме Рогожина. Вот и режиссер поместил ее на сцену – прислонил к стене под лестницей. О ней в „Идиотах“ рассуждает Настасья Филипповна. Она выносит картину на середину сцены и говорит о ней, опершись как-то по-свойски на раму, – о нетипичном изображении Христа. Он некрасив и даже пугает, ведь это начавший разлагаться „труп человека, вынесшего бесконечные муки“. И Мышкин в спектакле – не совсем Иисус, которым его часто изображают. Мышкин Сергей Волкова может нести свет, а может взять человека за руку и повести вниз, в преисподнюю – как он ведет в одной из сцен спектакля Рогожина. В романе картину Ганса Гольбейна обсуждают Рогожин и Мышкин, но Волков сильно переписывает текст (он сам стал автором инсценировки), перемешивает сцены, находит логику поступков героев. Слова о картине Гольбейна достаются Настасье Филипповне, потому что ее жизнь тоже – сплошное мучение, с которым она не может смириться, выход из которого видит только в самоубийстве. Уйти с Рогожиным для нее – один из способов покончить с жизнью. Волков придумывает ложный счастливый финал: Мышкин и Настасья Филипповна, переодевшаяся в подвенечное платье, танцуют вальс на собственной свадьбе. Чьи это плоды воображения: не самого князя ли, который лежит после припадка – скрюченный, жалкий, с языком набок? А может, это уже и коллективное помешательство? На „свадьбу“ врывается недавно изгнанный Рогожин – в каракулевой шубе, с накладной черной бородой. Он хочет быть шафером, присоединяется к вальсу, который перерастает в безумный, отчаянный танец, словно взятый из спектаклей Юрия Бутусова. И этот танец уже не может не закончиться убийством. Рядом с мертвой, посаженной спиной к зрителям Настасьей, окруженной светящимися голубыми банками с цветами, Рогожин и Мышкин найдут свое вечное успокоение. Князь почти насильно поворачивает голову Парфена к убитой и протягивает к ней его руку. Неожиданно раздается голос Юрия Бутусова, обращающегося к Сергею Волкову: он говорит, что последняя сцена – самая главная в романе, и когда-то в своей зарубежной постановке (видимо, речь идет о второй редакции спектакля БДТ „Идиот“, сделанной в 1966-м по просьбе организаторов международного фестиваля в Лондоне) Георгий Товстоногов начинал именно с нее. „Давайте всякие идеи, говорите“, – просит голос Бутусова. А Волков отвечает ему мизансценой: Настасья Филипповна бесшумно уходит в незаметную до этого дверь, оставляя „двух сумасшедших“, так их называет Бутусов, навечно застывшими, опустошёнными и одинокими. Оригинал статьи Пресса Чёрный квадрат, Наталия Каминская, Петербургский театральный журнал, 21.11.2025 Идиотики, Антонина Шевченко, Театръ, 20.11.2025 Из переписки «зайца» и Соломки Смоктуновских, Марианна Власова, Независимая газета, 6.05.2025 Сеанс с разоблачением: в МХТ состоялась премьера спектакля «Дамасобачка», Зоя Игумнова, Известия, 18.06.2024 Мизгирёв в МХТ отправит героев «Дамы с собачкой» к психотерапевту, Елена Алдашева, Театръ, 17.06.2024 | |

